Кормовой пулеметчик продолжал увлеченно палить по бренным останкам оленя, пока прилетевшая плюха не вернула его в реальный мир.
Офицер что-то орал, пулеметчик ослепленный фарами развернувшегося "сарацина", оглушенный пальбой, плюхой и воплями начальства, испуганно моргал, вжав голову в плечи.
Не довольствуясь выговором пулеметчику, офицер подобрался к командирской башенке и, судя по жестикуляции, прописал командиру машины смачный пистон, правда, без рукоприкладства.
Вскоре оба "сарацина" убрались за поворот, и тишина повисла над шоссе. Со склона донесся протяжный стон.
Дмитрий бросился туда. Горелый и Двир уже склонились над кем-то. Адам рылся в своем ранце, вытаскивая аптечку. Снизу, пыхтя, поднимался Линкор.
Значит Герши.
Черт подери эту антилопу, хотя, от нее, бедолаги, и так мало что осталось.
– Наверх, наверх, чтоб с дороги не углядели! – шептал Горелый.
Они подхватили стонущего Герши и буквально взлетели по склону, выбрав место за большим валуном, спрятавшем их от посторонних глаз.
– Прикройте меня. – Руководил Адам, – Ты свети!
Он сунул Дмитрию фонарь.
Под разрезанной гимнастеркой пульсировала рана, чуть не с кулак размером, совсем не похожая на аккуратное входное отверстие, их– то Дмитрий насмотрелся.
Адам всадил морфий, наложил пакет первой помощи.
– Как его угораздило? – тихо спросил Дмитрий.
Адам пожал плечами, – я ж не врач, на рикошет похоже. Приподнимите его потихоньку.
Линкор и Двир подхватили Герши за плечи. Раненый выпучил глаза и заскрипел зубами.
Адам быстро наложил повязку, Отобрал у Дмитрия фонарь и погасил.
– Как он? – спросил сержант.
– Как его состояние, я спрашиваю!?! – рявкнул не получивший ответа Горелый, ударив Адама кулаком в плечо.
– Я чо, рентген!?! – вызверился на него обычно спокойный и тихий Адам, – Я забинтовал, успеем донести, может и выживет!
– Ссэм-эммек!!! – Горелый в ярости пнул валун ботинком и рявкнул на Двира: – Носилки организуй!
Две винтовки, продетые в гимнастерку и куртку, заменили носилки.
– За мной, – спокойным голосом скомандовал Горелый и начался ад.
Они тащили носилки по каменистым, заросшим густой травой холмам, в темноте, понимая, что жизнь раненого зависит от их проворства и скорости.
Менялись каждые пять минут. Четверо несли носилки, пятый шагал в авангарде, предупреждая о ямах и прочих "радостях".
– Эх, до рассвета бы проскочить, – протянул Двир.
– Далеко нам, Горелый? – прохрипел Дмитрий сержанту.
– От Кабатии, километров десять по прямой.
Где позволял ландшафт бежали, но все больше топали быстрым шагом, стараясь по возможности не трясти самодельные носилки. Герши стонал, когда приходил в сознание, грыз окровавленные губы, просил пить. Адам смачивал ему лицо мокрой тряпкой.
Наконец Горелый скомандовал:
– Привал!
Они рухнули на камни.
Сержант отдышался, взял рацию и полез наверх.
Вернулся он повеселевший.
– На связь вышел, – поделился он, отдуваясь, – нас встретят! Подъем!
Они снова ухватились за самодельные носилки. Начинало светать. Дмитрий чувствовал себя вымотанным до полного безразличия, все силы уходили на то, чтоб не споткнуться и не выпустить из рук скользкий винтовочный ствол. Пот заливал лицо, смывая кусками корку грязи.
Впереди прогремели два выстрела. Они отупело встали, опустив носилки. Винтовка Дмитрия находилась под шепчущим в бреду Герши. Но тут прилетел успокоительный крик Линкора, и они снова взялись за свою ношу.
За изгибом оврага, текла грязно-шерстяная река овечьих спин.
Пастух лежал навзничь, поджав руку с палкой. Кафия его свалилась с головы, обнажив старческую лысину в обрамлении редких седых волос. Из дыры во лбу тянулась струйка крови, а на лице застыло недовольное выражение.
Рядом рычал, вздыбив шерсть, большой бурый пес. Он скалил клыки, но кидаться на незнакомцев не решался.
– Раббак, – сквозь зубы выругался Горелый.
– Прости дед, – прошептал Дмитрий по-русски, поравнявшись с телом, – Не повезло тебе…
Остальные промолчали.
Линкор сделал все верно. Старика жаль, конечно, но урок прошлой войны был усвоен железно. Терять своих ради чужого пастуха… поищите других фраеров…
Линкор вернулся, хмуро впрягся в носилки, сменив Адама. Тот пару раз махнул затекшей рукой и затрусил вперед.
Через положенные пять минут они поменялись с Двиром. Следующим был Дмитрий, но своей очереди он так и не дождался. Раздались приглушенные голоса, и они вылетели прямо на пацанов из второй роты.
Положив носилки, Дмитрий рухнул на траву. Краем глаза он следил, как врач осматривает Герши, чего-то колет ему, ставит капельницу. Как его перекладывают на нормальные носилки.
Он уселся и подтянул за ремень свою винтовку. Что-то неудобно кололо в боковом кармане. Дмитрий сунул руку и извлек ворох бумаг, добытых из портфеля британца. Среди листов исписанных арабскими закорючками и английскими буквами, оказалась сложенная вчетверо карта. Он лениво развернул плотную бумагу, вгляделся.
И тут Дмитрия, аж подкинуло. Перед ним лежала карта 1:100000 южной пограничной зоны Аравы. Глаз моментально выцепил Петру, пунктирную линию, ведущую к ней из Израиля. Дмитрий сложил карту, осторожно убрал в карман и задумался.
Он никогда не был верующим, и не тянулся к религии, сказывалось советское воспитание: опиум для народа и все такое прочее. Хотя иногда, все же подозревал, что кто-то там, на небе периодически вмешивается, подправляя происходящее внизу по своему разумению.
Вот и сейчас, у него возникло стойкое ощущение: карту в портфель англичанину сунул именно этот "кто-то".